Высший миг

Удивительно, что ведьмы приходят к Макбету в момент наивысшего триумфа его жизни. Он одержал победу в двух битвах;
он герой, и все вокруг любят его — и в этот момент появляются ведьмы. Шекспир как бы предупреждает: самые уязвимые
моменты твоей жизни — отнюдь не те, когда ты разбит, уничтожен и раздавлен. Такие времена тяжелы, но еще тяжелее жить
в тот момент, когда мир дает тебе все, о чем ты мечтал.

Итан Хоук

@темы: цитаты

---

Весна на улице - Осень в сердце

Осень. Древний уголок
Старых книг, одежд, оружья,
Где сокровищ каталог
Перелистывает стужа

Борис Пастернак

@темы: поэзия

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Схизматрица

Ее искусство давно превзошло пределы простого технического навыка. То было подлинное мастерство,
исходящее из самых темных глубин подсознания. Синтезатор мог повторить и превзойти любой инструмент,
мог разложить его звуковой портрет на отдельные волновые колебания и вновь воссоздать — в абстрактной,
стерильной чистоте. Музыка его была проникнута до болезненности логичной, безошибочной ясностью.

К ясности этой стремились многие инструменты, но — безуспешно. Неудачи их придавали звучанию
некую человечность. А мир человечности — это мир потерь, разбитых надежд, первородного греха; мир,
вечно молящий о милосердии, понимании и сострадании…

Нет, такой мир — не для нее.

Схизматрица | Брюс Стерлинг

@музыка: The Descent of the Sun – Illa Tidandi

@темы: книги, цитаты

---

Глиняный человек

Мои мысли - не ваши мысли, и ваши пути - не Мои пути

Исаия 55:8

@темы: цитаты

---

Обречение

....мне жалко стало тебя - вижу, что созрел человек, сжег все, чему поклонялся, а чему теперь поклоняться - не знает.
А ты ведь без поклонения не можешь, ты это с молоком матери всосал - необходимость поклонения чему-нибудь или
кому-нибудь. Тебе же навсегда вдолбили в голову, что ежели нет идеи, за которую стоит умереть, то тогда и жить не
стоит вовсе. А ведь такие, как ты, добравшись до окончательного понимания, на страшные вещи способны. Либо он
пустит себе пулю в лоб, либо подлецом сверхъестественным заделается - убежденным подлецом, принципиальным,
бескорыстным подлецом, понимаешь?.. Либо и того хуже: начнет мстить миру за то, что мир таков, каков он есть в
действительности, а не согласуется с каким-нибудь там предначертанным идеалом...

Братья Стругацкие | Град Обреченный

@темы: цитаты

---

Пыль

...великой матери совершенно безразличны идеи созидания или уничтожения,
как безразлично существование человека вообще. Страх перед экологической
катастрофой или атомной смертью просто пережиток патриархального миросозерцания,
когда земля считалась центром вселенной, созданной всеблагим богом-творцом.
Какая может быть смерть, какая катастрофа для пляжа, с которого пропала одна песчинка?

Евгений Головин | Приближение к Снежной Королеве

@темы: цитаты

---

Добрые деяния

Воистину, добрые деяния устраняют деяния дурные.
Это - наставление для тех, кто помнит.

Коран 11:114

@темы: цитаты

---

Мечтают ли андройнды об электроовцах?

Тишина обрушилась на него с мебели и со стен; она навалилась всей своей ужасной мощью, будто он оказался на заводе, производящем безмолвие.
Она поднималась с пола, закрытого от стены до стены ковровой дорожкой. Тишина изливалась из поломанных кухонных агрегатов, заснувших вечным
сном задолго до того, как тут появился Изидор. Она сочилась из бесполезного торшера и падала с засиженного мухами потолка гостиной. Тишина царила
повсюду, как будто все материальные предметы состояли из нее и только из нее. Она яростно лезла не только в уши, но и в глаза. Стоя перед погасшим
экраном телевизора, Изидор ощущал тишину как видимое в своем роде живое существо.


- Ты будешь вынужден поступать неправедно, куда бы ты ни пошел, - сказал старик. - Жизнь в том и состоит, чтобы идти против своей природы. Рано или
поздно это приходится делать каждому живому существу. Это кромешная тьма, крах любого творения, проклятье любой работы, проклятье, иже питает
всю жизнь. Везде, во всей Вселенной.


«Время, – подумал Рик. – Коловращение жизни. Приближается закат, и наступают сумерки. Перед приходом тишины, означающей смерть».

@темы: цитаты

---

Sunset

Дай досмотреть, как умирает день,
Как его сердце в океане тонет.
И ветер бесконечным вздохом стонет
Над миром, уходящим в тень.

Дай мне проститься с тем, что не вернешь,
С тем, что нельзя себе оставить,
Воткнув в тускнеющую память
последнего мгновенья нож

Отсюда начинается тоска
И здесь берет печаль свое начало,
Здесь мое имя буквой "А" кричало
И рассыпалось на сверкание песка.

И больше нет
Ни веры, ни любви,
Ни мира, ни войны,
Лишь только мы.
Лишь солнца свет
Хрусталиками глаз
Просыплется сквозь нас

Дельфин / Закат

---

Трагедия

Лежи в цветах - сама, как сад в цвету.
Твоя постель из пепла и гранита.
Я руки над тобой переплету
И окроплю слезами эти плиты.
А завтра снова принесу цветов
И забросаю ими твой покров.

У.Шекспир / Ромео и Джульетта

@музыка: METALLICA - Nothing else matters

@темы: цитаты

---

Поэзия осени

Я вижу, как закат стекла оконные плавит,
День прожит, а ночь оставит тени снов в углах.
Мне не вернуть назад серую птицу печали,
Все в прошлом, так быстро тают замки в облаках.

Там все живы, кто любил меня,
Где восход - как праздник бесконечной жизни,
Там нет счета рекам и морям,
Но по ним нельзя доплыть домой.

Вновь примирит все тьма, даже алмазы и пепел,
Друг равен врагу в итоге, а итог один
Два солнца у меня на этом и прошлом свете,
Их вместе собой укроет горько-сладкий дым.

Возьми меня с собой, пурпурная река,
Прочь унеси меня с собой, закат.
Тоска о том, что было, рвется через край,
Под крики серых птичьих стай.

Закат / Ария

@темы: поэзия

---

Классик

Всё то, чем ты жил и живешь, — есть ложь, обман, скрывающий от тебя жизнь и смерть.

Смерть Ивана Ильича / Л.Н.Толстой

---

«Политэкономия» радикального финализма

Необходимой составной частью доктрины финализма является учение о господстве и порабощении. Эта область в других идеологиях, — в первую очередь, в марксизме — зашифрована в качестве политэкономии, которая сужает тему до конкретного общения человека с материальными предметами. Политэкономически ориентированные учения сосредотачиваются на рассмотрении обмена веществ между человеком и средой, на человеческой активности, организующей этот обмен веществ, и превращают эту область в базовый отправной пункт своего описания, прежде всего, социальной действительности. Именно из взаимоотношений между людьми вокруг производства и потребления эти идеологии — как марксизм, так и экономицизм — выводят все остальные рабочие инструменты теории.

ДАЛЕЕ

Доктрина финализма в подходе к экономической сфере начинает с совершенно противоположного полюса — метафизического. Для классических экономистов, включая самих марксистов, человек есть данность, не требующая осмысления. Она первична и, соответственно, первичны «потребности» человека. Весь исторический процесс вертится вокруг удовлетворения этих потребностей. Проблема, дескать, в том, что разные социальные группы удовлетворяют эти «потребности» с различной интенсивностью и свободой. Соответственно, и усилия на появления предметов потребления затрачиваются разные. Короче, главная проблема этих экономистов состоит в том, что, кто не работает, тот ест, а кто работает, тот недоедает.

Бесспорно, этот момент очевиден, но ведь это периферийное следствие в длинной цепи предшествующих причин. Экономическое неравенство фундаментально не потому, что «паразитическая» буржуазия или предшествующая ей другие «паразитические» классы заставляют работать угнетённые массы на себя. Экономическое неравенство существует потому, что человек является вторичным фактором по отношению к бытию. Не капиталист эксплуатирует «работягу»; бытие эксплуатирует человека. Это метафизическая данность, и с неё надо начинать.

В других местах мы не раз говорили, что Бытие и Великое существо — это одно и тоже. Великое существо, говоря метафорически, это оригинал, который существует до определённой степени независимо от внешних условий. Более того, Великое существо само есть сумма внешних условий и состояний, которые образуют некую апофатическую реальность. Апофатическую в том смысле, что она ускользает от фиксированных конечных определений и к ней неприменим предикат «есть», который применим к любому отдельно взятому феномену. Это не значит, что бытие является фикцией, миражом… Но оно, бытие, включает в себя как возможности дискретного существования, так и возможности несуществования, или, как говорят традиционалисты, «возможности непроявления».

Так или иначе, Великое существо это оригинал, а человек есть его отражение («образ и подобие») в зеркале нашего мира. Если посмотреть на отражение Великого существа в этом «безмерном» зеркале нашего пространственно-временного континуума (одного из бессчетных), то мы увидим, что у человека, как отражения, есть два аспекта. Один аспект антропологический, в котором человек предстаёт как монада, другой же аспект представляет собой как бы независимую от этой монады тень Великого существа, которая является внечеловеческим фактором, т. е. обществом.

Наше принципиальное различие с материалистическими политэкономами начинается с того, что мы не видим общество, как феномен, сложенный из человеческих множеств, который функционирует по законам агрегации и сингармонизма этого человеческого хаоса. Отнюдь! Общество существует независимо от человека, как физической реальности, хотя проявляется через использование и поглощение людей.

Говоря конкретно, общество есть инструмент, через который Великое существо осуществляет связь с человеком, как монадой, и с человечеством, как видом, который для бытия опасен в силу своей провиденциальной нестабильности. Человек является носителем сознания, которое, в принципе, есть полюс оппозиции к бытию.

Цель Великого существа — если по отношению к агломерату обусловленных конечных состояний можно говорить о «цели» — нейтрализовать искру Духа Божьего, которая и представляет собой свидетельствующее сознание.

Для того, чтобы нейтрализовать метафизический аспект человеческого фактора, человек должен быть выведен из «природной автономии»; он должен перестать быть человеком естественным, который обслуживает свои минимальные потребности собственной деятельностью, находясь в медвежьих углах, ещё не взятых под контроль. Однако абстрактное общество не может работать с конкретной монадой напрямую. Поэтому общество проявляется для рассеянных по земле антропологических единиц всегда в виде конкретной цивилизации. Это означает специфический ментальный дизайн, благодаря которому, создаются непротиворечивые описания окружающего мира, собственно говоря, создаётся сама реальность.

Человек в «своей природной автономии», как правило, целиком определяется технологиями индивидуального выживания. Поскольку он, будучи человеком, хоть и живущим в «медвежьем углу», всё же владеет языком, его реальность, естественно, также представляет собой некое описание, однако это описание крайне субъективизировано. Проще говоря, никто, кроме эскимоса или эвенка (мы, разумеется, говорим о древних версиях этих народов, до их встречи с цивилизацией), не может воспользоваться их описаниями, составляющими суть окружающей их реальности. Можно сказать, что описания, существующее в «антиматрице» дикарей, герметичны и недешифруемы для носителей любой цивилизационной матрицы, как бы ни старались структуралисты доказать обратное. Задача цивилизации в этом случае всегда становится «цивилизовать» дикаря, втянуть его в чуждую ему систему описаний.

Зачем это нужно цивилизации? Почему она не может оставить в покое двуногих, которые, с её точки зрения, мало чем отличаются от медведей и оленей? Дело в том, что в силу обладания языком эти «естественные люди» представляют собой потенциальный материал для капитализации.

Пока они предоставлены самим себе, они живут в безвременье, их жизненная длительность ничего не стоит, у них нет судьбы или их судьба является продолжением и частью некоего состояния природы. Это ситуация, когда человек реально имеет экологическую нишу подобно зверю. Очевидно, что человек, прикоснувшийся к цивилизации, экологической ниши уже не имеет, он становится обитателем «большого зеркала».

Цивилизация превращает естественную длительность жизни во время, как индивидуализированную судьбу. («Индивидуализированную» не означает личностную в экзистенциальном смысле слова. Просто человек, получающий своё особое жизненное время с конкретными датами начала и конца, становится товаром, собственностью, в то время как сырой материал, из которого он вышел, не может быть ни куплен, ни продан).

Здесь мы подходим к важнейшему пункту, который детерминирует с нашей точки зрения весь политэкономический процесс независимо от того, о какой формации идёт речь: капиталистической, социалистической или какой-либо ещё. Чтобы жизненное время человека превратилось в капитал, оно должно быть отнято от него, то есть это означает, прямо говоря, что он должен стать рабом. До тех пор, пока время человека принадлежит ему самому, оно ничего не стоит.

Здесь надо указать, что время человека принадлежит ему самому именно тогда, когда этот человек может поддерживать своё существование вне всякой зависимости от цивилизации. (Независимость от цивилизации не означает независимость от племени. Наоборот, дикарь предельно зависим от своего племенного сообщества, и, будучи изгнанным, погибает сразу).

Только отнятое время обладает стоимостью, потому что оно отдано другому. Но что это означает? Что значит: время отданное другому? Человек имеет своё жизненное время лишь постольку, поскольку он говорит на языке. Отнять его жизненное время означает включить его в систему описаний, где он просто-напросто займёт место пассивного функционального элемента описываемой реальности. Так, рабы, взятые как добыча или купленные на невольничьем рынке, включаются в систему описания реальности, активным элементом которой будет их хозяин.

Хозяин является носителем цивилизационной матрицы и эта цивилизационная матрица поглощает попавшего в её тенета пленника, при условии, что у него есть язык (если же он, например, «Маугли», то парадоксальным образом он не имеет даже той стоимости, которую имеет скот). Кстати, скот, как первичная мера рыночной стоимости, есть некий отчуждённый финансовый инструмент, который работает, и который возможен только потому, что существует «скот говорящий», то есть раб. Это позволяет оценивать раба в некотором количестве голов скота и первичным здесь является именно стоимость раба, как совокупного жизненного времени данного говорящего индивидуума.

Но как же возникает стоимость времени? Стоимость возникает тогда, когда раб «кормит» господина. При этом «господин» — это функция в цивилизационной матрице. Например, если сын кормит беспомощного отца или молодой дикарь кормит старого вождя, речь не идёт здесь о принадлежности отцу или вождю жизненного времени зависимого от них существа и не возникает особый феномен, который мы склонны условно назвать антропэкономикой. То есть для возникновения стоимости жизненного времени нужно, чтобы потребляющая сторона была бы неким номинальным явлением в социальной сетке: патрицием, помещиком, сатрапом, фараоном, наконец! То есть отношения раба-господина принципиально выведены за сферу природного человеческого фактора и носят совершенно абстрактный характер.

Стоимость жизненного времени раба тем выше, чем «лучше» он кормит, то есть, чем более эффективно находит ресурс для поддержания жизни и статуса другого. Однако существует и стоимость жизненного времени господина. Она тем выше, чем больше на него работает рабов. Здесь, на первый взгляд, возникает явное противоречие. Если один раб достаточен для прокормления одного господина, то жизненное время этого раба имеет очень высокую стоимость, а жизненное время господина соответственно низкую (это, кстати, замечательно иллюстрируется на российских примерах времён крепостничества, когда наличие всего лишь одного или нескольких крепостных было показателем крайней захудалости даже номинально знатных фамилий).

Но если сто рабов кормят одного, то у этого господина очень высокая стоимость. Что же касается в таком случае жизненного времени рабов, то для его понимания следует приводить практический достаток того, у кого минимум рабов (один), к достатку того, у кого их тысяча. Самым «печальным» случаем будет такой, при котором эксплуататор сотни живет не лучше того, кто эксплуатирует одного. Это будет говорить о чрезвычайно низкой стоимости жизненного времени этих многочисленных, но малополезных эксплуатируемых.

Изначально стоимость жизненного времени рассчитывается человекоднями. Один условный сестерций — это прожитый день раба, в течение которого раб пропитал себя по минимуму, чтобы не умереть. Но поскольку господину принадлежит сразу всё время раба от рождения до смерти, а он (раб) из своего жизненного времени расходует последовательно день за днём, стоимость самого раба (на невольничьем рынке) всегда намного меньше того, что он способен произвести за свою жизнь.

Кстати, стоимость жизненного времени господина, как правило, безмерно больше того, что он может произвести, если он вообще что-либо производит. Что хорошо иллюстрируется системой выкупа пленных господ.

Внимательный читатель без труда поймёт, что в современном социуме (либеральном, правовом и т. п.) роль господина, и без того изначально функционализированная и абстрактная, просто переходит к обществу как таковому. Тот, кто был 2000 лет назад домашним рабом какого-нибудь Юния, сегодня просто является рабом системы, но ровно в том же самом качестве.

ГД

---

Spring

Мы обязательно встретися
Слышишь меня? Прости
Там куда я ухожу весна
Я знаю ты сможешь меня найти
Не оставайся одна

Дельфин / Весна

@темы: поэзия

---

Зеркало

Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.

Всё, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло.
Только этого мало.

Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало,
Всё горело светло.
Только этого мало.

Жизнь брала под крыло,
Берегла и спасала.
Мне и вправду везло.
Только этого мало.

Листьев не обожгло,
Веток не обломало...
День промыт, как стекло.
Только этого мало.

Арсений Тарковский / 1983

@темы: поэзия

---

Герой

Герой рождается когда он погибает / Призрак в доспехах: синдром одиночки

---

Ги Дебор, "Общество спектакля". Мысли после прочтения.

ХХ век можно смело назвать своего рода чертой, пройдя которую, человечество не просто изменилось, но изменилось концептуально. Если ранее, совсем недавно по историческим меркам, смена технологических укладов в человеческом социуме занимала десятки поколений (и потому человеческое сознание если и могло его отследить, то с большим трудом, и при изрядном таланте и интеллектуально развитии), то в XX веке этот предел был преодолен – в современном мире человек сталкивается со сменой социальных и технологических парадигм на протяжении одной жизни.

Развитие человеческой цивилизации тем самым привело к росту научно-технических достижений, что позволило обеспечить высокий уровень потребления материальных благ. Одной из базовых идей индустриального общества, которая обуяла умы секулярного просветительского движения прошлых столетий, стала идея прогресса.
Идея прогресса, изначально ходящая только в элитарных кругах, затем преломилась в массовом сознании буржуазного общества в убеждение, что человечество неминуемо идет по пути открытия нового и отрицания старого. Именно прогресс позволяет создавать целые индустрии производства и потребления. Индустриальное производство переориентируется не только на сокращение жизненного цикла производимой продукции, но и на увеличение его количества в сотни раз, тем самым ускоряя смену поколений продукции. Такая ситуация в обществе создает особое явление: экономику предложения (сфера услуг) и общество потребления.

Разделение труда на общемировом уровне создало предпосылки для унификации многих сфер человеческого общества в государствах самых разных культурных уровней, распространяя тем унифицированные, демократические, «общечеловеческие» ценности, стандартизированные столпы потребления во всем мире. При этом культурные традиции разных стран и регионов, конечно, накладывают свой особый отпечаток на сферу потребления, но эти различия не концептуальны. Стандартизация сознания навязываемыми «общечеловеческими культурными ценностями» приводит человеческое общество к уникальной в истории формации – «обществу спектакля», в котором «всё, что раньше переживалось непосредственно, отныне оттеснено в представление» .

Многие исследователи феномена «общества потребления» отмечают, с одной стороны, «мягкую ненавязчивость» подобной системы псевдоценностей. Они, казалось бы, существуют вне какого-либо насильственно принуждения. Но, с другой стороны, отмечают и абсолютную внутреннюю закрытость и тоталитаризм механизма, который свободно впускает в себя любого, и в дальнейшем действует на абсолютное подавление природной интеллектуальной человеческой свободы.

Потребление становится новой квазирелигией, которая надежно объединяет людей и в целом общество, создавая у них чувство счастья, приобщенности к чему-то важному, дает им право наслаждаться комфортной жизнью. Импертивом человека общества потребления становится базовый посыл любого рекламного ролика, который можно обобщить лозунгом «не вы должны подстраиваться под общество, а общество подстраивается под вас, и делает вашу жизнь центром своего внимания».

Одним из столпов потребительского сознания является сбор ощущений. Хотя это больше можно отнести к индивидуальным психологическим склонностям, но все же, по большой части потребление товара или услуги несет в себе цель получение определенного чувства удовлетворения. Но это чувство неустойчиво, поэтому логика общества потребления требует, чтобы потребитель не задерживался на каком-либо ощущении или переживании. Только гиперпотребление дает возможность функционировать современному капиталистическому (рыночному) обществу. Поэтому потребитель постоянно находится в окружении приманок, соблазнов и искушений, стимулирующих его потребительскую активность. Проглотив одну наживку, он стразу устремляется к следующей. Дополнительно к этому, у потребителя искусственно формируется чувство неудовлетворенности собой, ощущение неполноценности, а то, чем он является в настоящем, что он имеет - постоянно принижается или замалчивается.

Говоря об обществе потребления я, конечно же, имею ввиду в первую очередь современное западное общество, которое, благодаря техническому прогрессу, смогло позволить себе строительство подобного нагромождения. Весьма характерными являются слова автора аксиомы «американской мечты» Джеймса Труслоу Адамса о том, что «американская мечта это страна, где жизнь каждого человека будет лучше, богаче и полнее, где у каждого будет возможность получить то, чего он заслуживает».
Мощь «американской мечты» обеспечивается не военной силой и не финансовыми потоками, (хотя она ими обуславливается, защищается, оставаясь за скобками), а господством в массовом сознании культа тотального потребительства. Этот культ становится элементом сознания, обусловливает поведение индивидов и целых социальных групп.

Понятие свободы в обществе подвергается коренному пересмотру и искажению. Его критерием становится личный материальный успех индивидуума, а так же его сенситивного удовлетворение.

Одним из главных поставщиков «общества спектакля» являются СМИ и массмедиа. Трагедия в том, что своим техническим прогрессом человечество само себя загоняет в рамки потребительства. Именно СМИ создают чувство иллюзорной свободы, где человеку представляется больше времени на свой досуг, однако «не может быть свободы вне деятельности» . Массмедиа создают новую реальность, спектакль за спектаклем.

Общество, основанное на современной промышленности, является зрелищным вовсе не случайно и не поверхностно. Оно фундаментально подчинено спектаклю, является зрелищным в самой своей основе. В спектакле, который является образом господствующей экономики, цель - ничто, развитие - всё. Спектаклю не нужно ничего иного, кроме самого себя.

Резюмируя, можно отметить, что общество потребления сформировалось во многом как следствие появления широкой прослойки среднего класса. Именно оно формирует богатую и сложную потребительскую культуру. В благополучных странах эта культура постоянно претерпевает трансформации, делающие ее все более сложной и многообразной. В тоже время в пределах самого общества потребления возникают установки, направленные против издержек неестественной человеку потребительской культуры. Однако, трагедия всей этой ситуации заключается в том, что «общество потребления» имеет разработанные и устойчивые механизмы дезориентации и нивелирования антипотребительского дискурса. А разогнанный маховик глобализации обеспечивает включение в процесс гиперпотребления все большего числа стран и регионов.
В свое время немецкий философ Георг Зиммель написал, что "в конечном счете массовое потребление – это искусственно созданный феномен, которым финансовые элиты отгораживаются от масс, создавая у них иллюзию возможности догнать себя".

---

Будто и не уходил

Чтоб ты шла по следам моей крови во тьме -
По бруснике во мхе,
До ворот, за которыми холод и мгла, -
Ты не знаешь, там холод и мгла.

Мельница

---

Тошнота

Когда живешь один, вообще забываешь, что значит рассказывать: правдоподобные истории исчезают вместе с друзьями.
События тоже текут мимо: откуда ни возьмись появляются люди, что-то говорят, потом уходят, и ты барахтаешься в историях
без начала и конца – свидетель из тебя был бы никудышный. Зато все неправдоподобное, все то, во что не поверят ни в
одном кафе, – этого хоть пруд пруди. Вот, к примеру, в субботу, часа в четыре пополудни, по краю деревянного настила
возле площадки, где строят новый вокзал, бежала, пятясь, маленькая женщина в голубом и смеялась, махая платком. В
это же самое время за угол этой улицы, насвистывая, сворачивал негр в плаще кремового цвета и зеленой шляпе. Женщина,
все так же пятясь, налетела на него под фонарем, который подвешен к дощатому забору и который зажигают по вечерам.
Таким образом здесь оказались сразу: резко пахнущий сырым деревом забор, фонарь, славная белокурая малютка в голубом
в объятьях негра под пламенеющим небом. Будь нас четверо или пятеро, мы, наверно, отметили бы это столкновение, эти
нежные краски, красивое голубое пальто, похожее на пуховую перинку, светлый плащ, красные стекла фонаря, мы
посмеялись бы над растерянным выражением двух детских лиц.

Но одинокого человека редко тянет засмеяться – группа приобрела для меня на миг острый, даже свирепый, хотя и чистый
смысл. Потом она распалась, остался только фонарь, забор и небо – это тоже было все еще довольно красиво. Час спустя
зажгли фонарь, поднялся ветер, небо почернело – и все исчезло.

Ж.П.Сартр / Тошнота

@темы: сартр, цитаты